И ручьем-то нельзя было назвать это вечное движение вод, проточивших край огорода. Течением и поражал этот ручей ли, родничок ли, поток ли, притом что являлся законной частью усадьбы. Но для родничка он был слишком открыт, а для потока — узок, зато шумел, торопился…  Что-то даже суматошное чудилось в этой неугомонности, по-человечески хлопотливое.    

Здесь, на краю, покатый спуск переходил в низину и, перемахнув на другой бережок, также в осоке и таволге, взбирался в гору, под сосны. А там уже вольнице одичавшей земли вставал поперек чужой дощатый забор: между редкими штакетинами просматривался порядок. Стайка волооких, холеных мальв покачивала султанами в крепких бутонах, мал мала меньше.